Вышегородцев Игорь Алексеевич
Гениальный управляющий
Кого банкротить будем?
Закон о банкротстве существует в России уже давно, и никого им не удивишь. Одно время сомнительные положения этого закона с успехом использовались при рейдерских захватах чужого бизнеса. Рейдеру достаточно было провести в нужную компанию своего человека на одну из руководящих должностей, дающую право финансовой подписи. После этого начинали заключаться заведомо невыгодные для предприятия сделки с компаниями, принадлежащими рейдеру. А после объявления о банкротстве активы переходят к захватчику. Скажем прямо, целый ряд представителей предпринимательского сообщества очень любил этот закон. Тем не менее, закон о банкротстве правили, обновляли, потом находили в нем новые прорехи, и так до сих пор.
Год назад, в январе
2007-го правительство подготовило к нему новые поправки, которые, по мнению их разработчиков, должны были сделать его самым эффективным в истории российского законодательства. Главным своим достижением сотрудники разрабатывавшего закон Минэкономразвития считали резкое сокращение дел о банкротстве. И новые поправки были также направлены на дальнейшее затруднение осуществления процедуры банкротства с целью захватов предприятий и собственности.
Однако на тот момент куда большее внимание было уделено другим поправкам, тем, что предусматривали уголовную и административную ответственность для арбитражных управляющих и руководителей предприятий за фиктивное и преднамеренное банкротство, а также за противодействие проведению процедуры банкротства. Тем более, что к последней категории могут теперь быть отнесены действия руководителя, вовремя не уведомившего контролирующие органы и саморегулирующиеся организации о том, что предприятие близко к банкротству. Такие действия будут трактоваться по аналогии с "преступной халатностью", и это положение закона должно предотвратить ликвидацию предприятия там, где вполне можно обойтись финансовым оздоровлением.
Правда, и критики в адрес законопроекта было достаточно: речь быстро зашла о том, что некоторые идеи Минэкономразвития в корне противоречат Арбитражно-процессуальному кодексу. Согласно новым поправкам руководителям предприятий-банкротов придется доказать арбитражному суду свою невиновность, например, в выводе активов, уничтожении документации и так далее. Или же им придется отвечать перед кредиторами собственным имуществом. Авторы концепции справедливо отмечают, что доказать умысел гендиректора, который вывел из предприятия все ликвидные активы, крайне тяжело, и в итоге виновные часто оказываются безнаказанными. Трудно доказать и виновность собственников и руководителей предприятия в его банкротстве.
Однако Арбитражно-процессуальный кодекс возлагает бремя доказательства на сторону, требующую компенсации, а предложения чиновников МЭРТа могут определенным образом лишить граждан презумпции невиновности. Если директору обанкротившейся компании не удастся доказать свою невиновность в арбитражном суде, прокуратура может обвинить его в совершении уголовного преступления, предъявив в качестве доказательства вступившее в силу решение арбитражного суда.
Прошел год, наступил декабрь, и в центре внимания оказались иные положения законопроекта: проект нового закона позволяет банкротить не только юридические лица, но и простых граждан. Именно это вызвало перед самым новым годом ожесточенную полемику.
Так за пять дней до нового года председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов коснулся темы банкротства граждан в большом интервью "Ведомостям". По его мнению, в случае принятия нового закона в том виде, как предлагает Минэкономразвития, число дел о банкротстве вырастет с 20 тыс. в год до 1 миллиона.
Надо сказать, что вопрос имеет не просто давнюю, но и вполне анекдотическую историю: до сих пор нормы главы "Банкротство гражданина" в законе "О несостоятельности (банкротстве)" от 1998 года так и не действовали, поскольку в свое время в них была внесена знаменательная оговорка. Согласно ей для того, чтобы положения данной главы вступили в силу, необходимо было внести изменения в ряд законодательных актов, в частности, в Гражданский кодекс. Однако за все прошедшие годы никаких изменений наши законодатели никуда не внесли.
И вот проект нового закона должен обойти это препятствие. В частности, он дает возможность гражданам, не имеющим возможности отдать долг, договориться с кредиторами о реструктуризации платежей на три-пять лет. Если же договориться не удастся, имущество банкрота будет распродано по суду. Если это не дает возможности погасить долг полностью, его оставшаяся часть, не превышающая 25-30 % общей суммы долга, может быть списана.
Вот тут-то начинаются детали, в которых, как известно, и сидит черт. Согласно законопроекту, по решению суда можно продать не все имущество задолжавшего гражданина. Аресту и продаже не подлежат дом или квартира, являющиеся единственным жильем для должника и членов его семьи, а также "предметы обычной домашней обстановки и обихода". Вопрос о том, что делать, если это единственное жилье – шикарный особняк, остался в проекте закона без ответа. Если принять закон в его настоящем виде, заставить должника продать шикарное жилье, чтобы купить жилище попроще, а разницу направить на погашение долга, будет нельзя.
Тут-то и становится ясно, что замечание Антона Иванова о резком увеличении количества банкротств имеет двоякий смысл. Эксперты банковского и юридического сообществ говорят то же самое, только расставляют иные акценты: принятие относительно либерального законопроекта будет провоцировать граждан чаще обращаться в арбитражные суды с заявлениями о собственном банкротстве. И требуют более жесткого и прозрачного варианта закона.
Следом за Ивановым, перед самыми новогодними праздниками свое отношение к закону о банкротстве выразила Счетная палата. Она обратила внимание на то, что сейчас государство теряет на процедурах банкротства большие деньги и предлагает, в частности, проводить эти процедуры за счет самих банкротов.
Еще один непростой вопрос: поскольку банкротство граждан чаще всего связано с банковскими кредитами, будет ли новый закон стимулировать и граждан, и банки ответственней подходить к вопросам кредитования?
Антон Иванов, критикуя МЭРТ, сказал, что министерство опирается на американский опыт. Автор этих строк попросил своего знакомого, живущего в США почти 20 лет, объяснить, на каких условиях граждане могут получить кредит в Америке.
"В США все зависит от того, кто ты уже есть, – ответил он. – Если ты никак до сих пор себя не зарекомендовал, и у тебя ничего нет, тебе ничего не дадут. А если у тебя что-то есть (дом, машина и так далее), если ты где-то работаешь и уже получаешь нормальную зарплату, тебе скажут: хорошо, мы дадим кредит, но если у вас ничего не получится, вы должны отвечать своим имущество".
Есть разные варианты кредитования, и все зависит от целого ряда обстоятельств. Если условия кабальные, банк берет с тебя меньший процент. Тебе откровенно говорят: если у нас меньше риск, мы и процент возьмем меньший. Если я готов отвечать по кредиту всем своим имуществом, то деньги мне дадут под 3 %. Но если я говорю, что у меня ничего нет, а я, например, хочу открыть бизнес на заемные деньги, мне ответят: пожалуйста, вот кредит на двадцать тысяч, но даем мы его под 12 % годовых.
Система очень гибкая, и условия займа могут быть индивидуальными.
Как можно вводить для граждан нашей страны американскую систему банкротства, если российская система кредитования (думаю, это понятно из рассказа моего знакомого) не слишком похожа на американскую?
Новый вариант закона о банкротстве, безусловно, будет принят: слишком много огрехов в действующем законе. Главный вопрос заключается в том, в чью пользу он заработает: в пользу господ, стремящихся сохранить как "единственное жилье" виллу на Рублевке, или в пользу гражданина, не сумевшего вовремя погасить долг и теряющего большую часть своего немудреного имущества, не признанную "предметами обычной домашней обстановки и обихода". Неужели кому-то хочется обанкротить миллионы людей? Или все же все спорные вопросы будут решены, как должно?
Закон о банкротстве существует в России уже давно, и никого им не удивишь. Одно время сомнительные положения этого закона с успехом использовались при рейдерских захватах чужого бизнеса. Рейдеру достаточно было провести в нужную компанию своего человека на одну из руководящих должностей, дающую право финансовой подписи. После этого начинали заключаться заведомо невыгодные для предприятия сделки с компаниями, принадлежащими рейдеру. А после объявления о банкротстве активы переходят к захватчику. Скажем прямо, целый ряд представителей предпринимательского сообщества очень любил этот закон. Тем не менее, закон о банкротстве правили, обновляли, потом находили в нем новые прорехи, и так до сих пор.
Год назад, в январе
2007-го правительство подготовило к нему новые поправки, которые, по мнению их разработчиков, должны были сделать его самым эффективным в истории российского законодательства. Главным своим достижением сотрудники разрабатывавшего закон Минэкономразвития считали резкое сокращение дел о банкротстве. И новые поправки были также направлены на дальнейшее затруднение осуществления процедуры банкротства с целью захватов предприятий и собственности.
Однако на тот момент куда большее внимание было уделено другим поправкам, тем, что предусматривали уголовную и административную ответственность для арбитражных управляющих и руководителей предприятий за фиктивное и преднамеренное банкротство, а также за противодействие проведению процедуры банкротства. Тем более, что к последней категории могут теперь быть отнесены действия руководителя, вовремя не уведомившего контролирующие органы и саморегулирующиеся организации о том, что предприятие близко к банкротству. Такие действия будут трактоваться по аналогии с "преступной халатностью", и это положение закона должно предотвратить ликвидацию предприятия там, где вполне можно обойтись финансовым оздоровлением.
Правда, и критики в адрес законопроекта было достаточно: речь быстро зашла о том, что некоторые идеи Минэкономразвития в корне противоречат Арбитражно-процессуальному кодексу. Согласно новым поправкам руководителям предприятий-банкротов придется доказать арбитражному суду свою невиновность, например, в выводе активов, уничтожении документации и так далее. Или же им придется отвечать перед кредиторами собственным имуществом. Авторы концепции справедливо отмечают, что доказать умысел гендиректора, который вывел из предприятия все ликвидные активы, крайне тяжело, и в итоге виновные часто оказываются безнаказанными. Трудно доказать и виновность собственников и руководителей предприятия в его банкротстве.
Однако Арбитражно-процессуальный кодекс возлагает бремя доказательства на сторону, требующую компенсации, а предложения чиновников МЭРТа могут определенным образом лишить граждан презумпции невиновности. Если директору обанкротившейся компании не удастся доказать свою невиновность в арбитражном суде, прокуратура может обвинить его в совершении уголовного преступления, предъявив в качестве доказательства вступившее в силу решение арбитражного суда.
Прошел год, наступил декабрь, и в центре внимания оказались иные положения законопроекта: проект нового закона позволяет банкротить не только юридические лица, но и простых граждан. Именно это вызвало перед самым новым годом ожесточенную полемику.
Так за пять дней до нового года председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов коснулся темы банкротства граждан в большом интервью "Ведомостям". По его мнению, в случае принятия нового закона в том виде, как предлагает Минэкономразвития, число дел о банкротстве вырастет с 20 тыс. в год до 1 миллиона.
Надо сказать, что вопрос имеет не просто давнюю, но и вполне анекдотическую историю: до сих пор нормы главы "Банкротство гражданина" в законе "О несостоятельности (банкротстве)" от 1998 года так и не действовали, поскольку в свое время в них была внесена знаменательная оговорка. Согласно ей для того, чтобы положения данной главы вступили в силу, необходимо было внести изменения в ряд законодательных актов, в частности, в Гражданский кодекс. Однако за все прошедшие годы никаких изменений наши законодатели никуда не внесли.
И вот проект нового закона должен обойти это препятствие. В частности, он дает возможность гражданам, не имеющим возможности отдать долг, договориться с кредиторами о реструктуризации платежей на три-пять лет. Если же договориться не удастся, имущество банкрота будет распродано по суду. Если это не дает возможности погасить долг полностью, его оставшаяся часть, не превышающая 25-30 % общей суммы долга, может быть списана.
Вот тут-то начинаются детали, в которых, как известно, и сидит черт. Согласно законопроекту, по решению суда можно продать не все имущество задолжавшего гражданина. Аресту и продаже не подлежат дом или квартира, являющиеся единственным жильем для должника и членов его семьи, а также "предметы обычной домашней обстановки и обихода". Вопрос о том, что делать, если это единственное жилье – шикарный особняк, остался в проекте закона без ответа. Если принять закон в его настоящем виде, заставить должника продать шикарное жилье, чтобы купить жилище попроще, а разницу направить на погашение долга, будет нельзя.
Тут-то и становится ясно, что замечание Антона Иванова о резком увеличении количества банкротств имеет двоякий смысл. Эксперты банковского и юридического сообществ говорят то же самое, только расставляют иные акценты: принятие относительно либерального законопроекта будет провоцировать граждан чаще обращаться в арбитражные суды с заявлениями о собственном банкротстве. И требуют более жесткого и прозрачного варианта закона.
Следом за Ивановым, перед самыми новогодними праздниками свое отношение к закону о банкротстве выразила Счетная палата. Она обратила внимание на то, что сейчас государство теряет на процедурах банкротства большие деньги и предлагает, в частности, проводить эти процедуры за счет самих банкротов.
Еще один непростой вопрос: поскольку банкротство граждан чаще всего связано с банковскими кредитами, будет ли новый закон стимулировать и граждан, и банки ответственней подходить к вопросам кредитования?
Антон Иванов, критикуя МЭРТ, сказал, что министерство опирается на американский опыт. Автор этих строк попросил своего знакомого, живущего в США почти 20 лет, объяснить, на каких условиях граждане могут получить кредит в Америке.
"В США все зависит от того, кто ты уже есть, – ответил он. – Если ты никак до сих пор себя не зарекомендовал, и у тебя ничего нет, тебе ничего не дадут. А если у тебя что-то есть (дом, машина и так далее), если ты где-то работаешь и уже получаешь нормальную зарплату, тебе скажут: хорошо, мы дадим кредит, но если у вас ничего не получится, вы должны отвечать своим имущество".
Есть разные варианты кредитования, и все зависит от целого ряда обстоятельств. Если условия кабальные, банк берет с тебя меньший процент. Тебе откровенно говорят: если у нас меньше риск, мы и процент возьмем меньший. Если я готов отвечать по кредиту всем своим имуществом, то деньги мне дадут под 3 %. Но если я говорю, что у меня ничего нет, а я, например, хочу открыть бизнес на заемные деньги, мне ответят: пожалуйста, вот кредит на двадцать тысяч, но даем мы его под 12 % годовых.
Система очень гибкая, и условия займа могут быть индивидуальными.
Как можно вводить для граждан нашей страны американскую систему банкротства, если российская система кредитования (думаю, это понятно из рассказа моего знакомого) не слишком похожа на американскую?
Новый вариант закона о банкротстве, безусловно, будет принят: слишком много огрехов в действующем законе. Главный вопрос заключается в том, в чью пользу он заработает: в пользу господ, стремящихся сохранить как "единственное жилье" виллу на Рублевке, или в пользу гражданина, не сумевшего вовремя погасить долг и теряющего большую часть своего немудреного имущества, не признанную "предметами обычной домашней обстановки и обихода". Неужели кому-то хочется обанкротить миллионы людей? Или все же все спорные вопросы будут решены, как должно?