Фрэнк
Пользователь
стр.3
Жертвы «дела химиков»
Мы беседуем с Яной Яковлевой, которая на себе испытала все прелести России. Я с ней встретился в Перми, на экономическом форуме. Яна, рассказывайте!
Яковлева: В 2006 году к нам с партнером (у нас химическая компания), пришли сотрудники Госнаркоконтроля, предложили нам поставлять химические вещества в Таджикистан. Мы отказались, поскольку это явно какое-то мафиозное предложение было. И через год на нас было возбуждено уголовное дело, мы были арестованы, провели по 8 месяцев в СИЗО. И непосредственно столкнулись с судом, системой правосудия, с системой обвинения
Соловьев: Понравилось?
Яковлева: Ну, не знаю, понравилось… сложно сказать. Серьезно.
Соловьев: А когда вас заключили в СИЗО, какова была мотивация нахождения там? То есть, чтобы вы не оказали давления на свидетелей?
Яковлева: Ой, ну, там все супер. Во-первых, у меня есть загранпаспорт, я могу скрыться. Во-вторых, я особо опасный преступник. И, находясь на свободе, могу совершать свои преступления.
Соловьев: А как вас отпустили? Как так случилось?
Яковлева: Ну, началось с того, что мой отец понял, что единственный путь - это не взятки собирать и квартиру продавать, а просто сделать этот беспредельный случай достоянием гласности. И в январе был митинг на Пушкинской площади, в Москве, собрались человек 500 друзей, коллег-химиков с лозунгами: «Свободу Яне Яковлевой!» Видимо, все это создало некое общественное давление и меня привезли к следователю и сказали: «ты свободна». Хотя накануне было решение суда, подтверждающее, что я по-прежнему особо опасный преступник.
Соловьев: Нет, ну, про наши суды можно ничего не говорить, это мы сами все понимаем.
Яковлева: Да уж лучше говорить.
Соловьев: Нет, ну, а что про них говорить? Медведев говорил, что будут реорганизовывать, все говорили, что будут реорганизовывать. Ну и? Продолжают…
Яковлева: Зато мы про НДС, про амортизацию.
Соловьев: Правильно, про помощь Абхазии, Южной Осетии.
Яковлева: Особенно, когда вот в тюрьме сидишь, это очень важно. Я вот, клянусь, амортизацию вспоминала каждый день, думаю, как бы понизить налог на амортизацию?
Соловьев: О! Правильно. Яна, а что с бизнесом случилось?
Яковлева: Бизнес – спасибо команде – выжил, нормально работает. Конечно, был провал, но вся команда, все сотрудники, никто никуда не разбежался, все работали и поддерживали как могли.
Соловьев: А уголовное дело-то, в конечном итоге, что? Закрыли, признали, что вообще ни черта нет?
Яковлева: Был суд. Год мы ходили на суд, т.е. фактически на два года нас с партнером из бизнеса выбили, а мы – единственные владельцы. Нас выбили полностью, и мы сначала сидели в тюрьме, а потом занимались судебными делами.
Соловьев: Так, в конечном итоге, что Вам сказали: Вы виноваты?
Яковлева: Оправдали, но вот в такой хитрой формулировке. Коррупционеры пользовались как раз отсутствием закона, а поскольку у нас презумпция виновности…
Соловьев: Конечно, у нас в стране бешеная презумпция виновности, и только милые мальчики, которые только вышли из юридических ВУЗов, искренне считают, что у нас презумпция невиновности.
Яковлева: Когда они ксиву получают, они начинают считать, что презумпция невиновности. Все от ксивы зависит.
Соловьев: Конечно. Яна, скажите, пожалуйста, Вам государство выплатило какую-то компенсацию за то, что Ваш бизнес, вежливо говоря, просел на два года, за то, что Вы семь месяцев в СИЗО провели?
Яковлева: Насчет компенсации, я же говорю, что решение суда, во-первых, было связано с тем, что мы оправданы в связи с изменением закона, а это не предусматривает возможности реабилитации, хотя, в принципе, можно было продолжать бороться за деньги. Но я решила, что все-таки я свои усилия направлю в другую сторону, потому что то, что происходит, меня поразило. Я, честно говоря, не сталкивалась с таким. Я бизнесом занималась всю свою жизнь – со 2 курса института. Я думала, ну как – суд же разберется. Клянусь, я такая наивная была. Суд разберется.
Соловьев: Ну да, Вы же никого не убили, ничего не своровали, а что Вам инкриминировали? Вы даже налоги платили. Что Вам инкриминировали?
Яковлева: Один из растворителей, которым мы торговали – я уже говорила, химическая компания, оборот химических веществ, т.е. промышленная химия… Нас обвинили в том, что это лекарственное средство – этиловый эфир. Оно в бочках по 200 кг. Где-то тонн 5 на складе арестовали этого лекарственного средства. Сказали, что мы его без лицензии, хотя лицензия у нас была на ввоз, подписанная самим госнарконтролем, т.е. полный абсурд.
Соловьев: Это никого не волновало. Скажите, Яна, каково оказаться умной, красивой женщине, у которой все хорошо, есть деньги, которая ездит за границу, ходит к друзьям в ресторан. Вдруг один раз зайти к следователю на допрос – ничего не предвещало – и уже не выйти. В течение 7 месяцев оказаться за пределами этой жизни. Когда ты понимаешь, что ты ничто, и с тобой может случиться все, что угодно?
Яковлева: В общем, это ощущение, конечно, как на тот свет попасть. Это другой параллельный мир, нам – когда мы здесь находимся – неизвестно даже, что он существует, ты даже не можешь представить себе, каково это. Даже больше того, я не зашла к следователю, я занималась в спортзале. Ко мне подошли молодые люди, говорят: Вы в розыске, Вы арестованы, пойдемте. Они сели в мою машину, поехали к следователю, и потом уже я, конечно, была удивлена, как я в розыске, если вот она я – в спортзале? Это шок, который, на самом деле… я сейчас даже не жалею, что это было, потому что это такая школа.
Соловьев: Ну да, это такой Алексей Максимович Горький.
Яковлева: 100%. У нас пока не посидел – не сообразил, что в стране происходит. Мы про НДС будем говорить, пока все не посидят, наверное.
Соловьев: А мы будем про НДС говорить, пока те, кто про него говорят, не посидят
Яковлева: Не хотелось бы так говорить. Что теперь, всем зла желать? Но просто очень странно, неужели они настолько собрались – Титов, Борисов – и у них больше нет проблем, и к ним не обращаются? Я с Борисовым общалась, говорю: подпишите, Сергей Ринатович, обращение к Медведеву, что есть проблема-то у бизнеса другая.
Соловьев: Подписал он, нет?
Яковлева: К юристам отправил. Юрист уже третью неделю рассматривает.
Соловьев: А я подписал сразу.
Яковлева: Я знаю. Спасибо Вам большое.
Соловьев: Как это можно не подписать? Я размещу это письмо и на сайте, и у себя на блоге, чтобы все могли распечатать, подписать и, куда Яна скажет, отправить. Потому что сейчас, на мой взгляд, это самая важная проблема для всех, кто пытается сделать так, чтобы наша страна была не долбанным совком, а процветающей, сильной, мощной, независимой державой.
Жертвы «дела химиков»
Мы беседуем с Яной Яковлевой, которая на себе испытала все прелести России. Я с ней встретился в Перми, на экономическом форуме. Яна, рассказывайте!
Яковлева: В 2006 году к нам с партнером (у нас химическая компания), пришли сотрудники Госнаркоконтроля, предложили нам поставлять химические вещества в Таджикистан. Мы отказались, поскольку это явно какое-то мафиозное предложение было. И через год на нас было возбуждено уголовное дело, мы были арестованы, провели по 8 месяцев в СИЗО. И непосредственно столкнулись с судом, системой правосудия, с системой обвинения
Соловьев: Понравилось?
Яковлева: Ну, не знаю, понравилось… сложно сказать. Серьезно.
Соловьев: А когда вас заключили в СИЗО, какова была мотивация нахождения там? То есть, чтобы вы не оказали давления на свидетелей?
Яковлева: Ой, ну, там все супер. Во-первых, у меня есть загранпаспорт, я могу скрыться. Во-вторых, я особо опасный преступник. И, находясь на свободе, могу совершать свои преступления.
Соловьев: А как вас отпустили? Как так случилось?
Яковлева: Ну, началось с того, что мой отец понял, что единственный путь - это не взятки собирать и квартиру продавать, а просто сделать этот беспредельный случай достоянием гласности. И в январе был митинг на Пушкинской площади, в Москве, собрались человек 500 друзей, коллег-химиков с лозунгами: «Свободу Яне Яковлевой!» Видимо, все это создало некое общественное давление и меня привезли к следователю и сказали: «ты свободна». Хотя накануне было решение суда, подтверждающее, что я по-прежнему особо опасный преступник.
Соловьев: Нет, ну, про наши суды можно ничего не говорить, это мы сами все понимаем.
Яковлева: Да уж лучше говорить.
Соловьев: Нет, ну, а что про них говорить? Медведев говорил, что будут реорганизовывать, все говорили, что будут реорганизовывать. Ну и? Продолжают…
Яковлева: Зато мы про НДС, про амортизацию.
Соловьев: Правильно, про помощь Абхазии, Южной Осетии.
Яковлева: Особенно, когда вот в тюрьме сидишь, это очень важно. Я вот, клянусь, амортизацию вспоминала каждый день, думаю, как бы понизить налог на амортизацию?
Соловьев: О! Правильно. Яна, а что с бизнесом случилось?
Яковлева: Бизнес – спасибо команде – выжил, нормально работает. Конечно, был провал, но вся команда, все сотрудники, никто никуда не разбежался, все работали и поддерживали как могли.
Соловьев: А уголовное дело-то, в конечном итоге, что? Закрыли, признали, что вообще ни черта нет?
Яковлева: Был суд. Год мы ходили на суд, т.е. фактически на два года нас с партнером из бизнеса выбили, а мы – единственные владельцы. Нас выбили полностью, и мы сначала сидели в тюрьме, а потом занимались судебными делами.
Соловьев: Так, в конечном итоге, что Вам сказали: Вы виноваты?
Яковлева: Оправдали, но вот в такой хитрой формулировке. Коррупционеры пользовались как раз отсутствием закона, а поскольку у нас презумпция виновности…
Соловьев: Конечно, у нас в стране бешеная презумпция виновности, и только милые мальчики, которые только вышли из юридических ВУЗов, искренне считают, что у нас презумпция невиновности.
Яковлева: Когда они ксиву получают, они начинают считать, что презумпция невиновности. Все от ксивы зависит.
Соловьев: Конечно. Яна, скажите, пожалуйста, Вам государство выплатило какую-то компенсацию за то, что Ваш бизнес, вежливо говоря, просел на два года, за то, что Вы семь месяцев в СИЗО провели?
Яковлева: Насчет компенсации, я же говорю, что решение суда, во-первых, было связано с тем, что мы оправданы в связи с изменением закона, а это не предусматривает возможности реабилитации, хотя, в принципе, можно было продолжать бороться за деньги. Но я решила, что все-таки я свои усилия направлю в другую сторону, потому что то, что происходит, меня поразило. Я, честно говоря, не сталкивалась с таким. Я бизнесом занималась всю свою жизнь – со 2 курса института. Я думала, ну как – суд же разберется. Клянусь, я такая наивная была. Суд разберется.
Соловьев: Ну да, Вы же никого не убили, ничего не своровали, а что Вам инкриминировали? Вы даже налоги платили. Что Вам инкриминировали?
Яковлева: Один из растворителей, которым мы торговали – я уже говорила, химическая компания, оборот химических веществ, т.е. промышленная химия… Нас обвинили в том, что это лекарственное средство – этиловый эфир. Оно в бочках по 200 кг. Где-то тонн 5 на складе арестовали этого лекарственного средства. Сказали, что мы его без лицензии, хотя лицензия у нас была на ввоз, подписанная самим госнарконтролем, т.е. полный абсурд.
Соловьев: Это никого не волновало. Скажите, Яна, каково оказаться умной, красивой женщине, у которой все хорошо, есть деньги, которая ездит за границу, ходит к друзьям в ресторан. Вдруг один раз зайти к следователю на допрос – ничего не предвещало – и уже не выйти. В течение 7 месяцев оказаться за пределами этой жизни. Когда ты понимаешь, что ты ничто, и с тобой может случиться все, что угодно?
Яковлева: В общем, это ощущение, конечно, как на тот свет попасть. Это другой параллельный мир, нам – когда мы здесь находимся – неизвестно даже, что он существует, ты даже не можешь представить себе, каково это. Даже больше того, я не зашла к следователю, я занималась в спортзале. Ко мне подошли молодые люди, говорят: Вы в розыске, Вы арестованы, пойдемте. Они сели в мою машину, поехали к следователю, и потом уже я, конечно, была удивлена, как я в розыске, если вот она я – в спортзале? Это шок, который, на самом деле… я сейчас даже не жалею, что это было, потому что это такая школа.
Соловьев: Ну да, это такой Алексей Максимович Горький.
Яковлева: 100%. У нас пока не посидел – не сообразил, что в стране происходит. Мы про НДС будем говорить, пока все не посидят, наверное.
Соловьев: А мы будем про НДС говорить, пока те, кто про него говорят, не посидят
Яковлева: Не хотелось бы так говорить. Что теперь, всем зла желать? Но просто очень странно, неужели они настолько собрались – Титов, Борисов – и у них больше нет проблем, и к ним не обращаются? Я с Борисовым общалась, говорю: подпишите, Сергей Ринатович, обращение к Медведеву, что есть проблема-то у бизнеса другая.
Соловьев: Подписал он, нет?
Яковлева: К юристам отправил. Юрист уже третью неделю рассматривает.
Соловьев: А я подписал сразу.
Яковлева: Я знаю. Спасибо Вам большое.
Соловьев: Как это можно не подписать? Я размещу это письмо и на сайте, и у себя на блоге, чтобы все могли распечатать, подписать и, куда Яна скажет, отправить. Потому что сейчас, на мой взгляд, это самая важная проблема для всех, кто пытается сделать так, чтобы наша страна была не долбанным совком, а процветающей, сильной, мощной, независимой державой.